Окрыленная радостными надеждами, Мэйв не услышала ни тихого треска сырых веток, ни тяжкого, с присвистом дыхания. Сильный удар между лопаток прервал искристый поток мыслей. Девушка упала в мокрую от росы траву, и едва не ударилась лбом о корявый пень. Страх заставил тело действовать быстро. Она перевернулась на спину, рука метнулась к складкам платья, пальцы обвились вокруг костяной рукояти кинжала.
– Сбежать удумала! – Перед ней стоял Зверь, и в мутных глазах его Мэйв читала приговор.
– Нет, нет, нет! Я никуда не собиралась бежать! – В ужасе девушка ползла по траве, и сосновые иглы пребольно впивались в ладони. – Ты же меня знаешь – никого нет в этом мире более преданного хозяйкам, чем я!
Ответом стал лишь сиплый хохот Зверя. Уж Дочерям Тьмы доподлинно известно, что собираются делать братья и сестры из Лиги Послушных Зову! И Мэйв об этом должна была догадываться.
Зверь кинулся на распростертую жертву. Ему разрешили поиграть с ней немного. Главное не калечить: Дочь Кровавой Скорби желает получить это крепкое и молодое тело. А вот душу нужно отпустить – пусть послужит общему делу.
– Была ты неверной слугой, теперь станешь вечной рабыней! – Зверь жадно оглядел трепещущую девицу. Тонкая ниточка слюны сорвалась с дрожащих губ.
В следующий миг Зверь хрипло вскрикнул – сверкнул острый кинжал, и изогнутое лезвие вошло под ребра. Волна ярости захлестнула посланца Дочерей Тьмы. Надсадный вой вырвался из груди, тяжелая рука наотмашь ударила девицу по бледному, перекошенному ужасом лицу. Последнее, что увидела Мэйв, прежде чем хрустнули шейные позвонки, – это разочарование на морде Зверя.
Игра была испорчена.
Поскуливая от обиды, Зверь подхватил обмякшее тело и водрузил его на плоский, будто каменный стол, мшистый валун. Сначала отпустить душу, потом отнести тело – снова и снова он проговаривал про себя последовательность действий, чтобы унять ярость и заглушить боль под ребром. Убийца достал из-за пояса жертвенный кинжал и одним взмахом разрезал платье на груди мертвой девицы. Тонкое лезвие коснулось белой кожи. Несколько точных движений, и Зверь мог полюбоваться на первую кровавую руну на белой коже.
Высокий раскатистый звук охотничьего рога заставил его вздрогнуть и прервать священную работу. Вот, ближе! Топот копыт, лай собак, снова пение рога. Никак граф Эрхард решил поохотиться?! Как же это не вовремя! Злобное рычание растеклось по примятой траве. До чего же неудачное утро!
Лай собак приближался с каждым мгновением. Треск кустов заставил Зверя оставить свою затею: что ж Мэйв, не будет твоя душа в вечном рабстве. Повезло, значит. Хотя, кто знает – может, Черный Рыбак и выловит ее из Реки Душ. И тогда все для тебя повторится.
Собаки вырвались на лужайку и замерли. Тоскливый вой разнесся по окрестным лесам. Гончие не видели Зверя – на валуне остался лишь труп девушки.
Они чувствами след Тьмы.
* * *
Брат Бедвин, монах из ордена Босоногих Братьев, ничего не знал о смерти Мэйв, но если бы узнал, то не слишком бы и удивился: не она первая, не она последняя. Смерть в этих лесах поселилась надолго – приближение Лабиринта пробудило дремавшее зло. Не осталось никаких сомнений, что адепты Лиги Послушных Зову накинули сети на маленький город Унторф. А сколько еще таких городков по окраинным землям Благословенного королевства? Проклятые души точно следуют указаниям Дочерей Тьмы, опережая слуг Предвечного Света на несколько шагов.
Теперь брат Бедвин доподлинно выяснил, что одна из Дочерей Тьмы – Дочь Кровавой Скорби – обрела телесный облик и проникла в эти места. Удалось вызнать даже некоторые имена ее слуг из Унторфа. Вот только одному ему с ними не справиться. Нужно поспешить в Бронгард, доложить обо всем властям, а прежде прочих – Адаону Старому, Верховному жрецу северных земель. Уж он точно знает, что делать дальше.
Тревожные мысли ни на миг не оставляли плотно сбитого рыжебородого монаха, в то время как расторопные руки быстро укладывали нехитрые пожитки в заплечный мешок. Лишь тихий скрип заставил его прервать размышления и резко оглянуться: сейчас он должен проявлять крайнюю осторожность и стараться никого к себе и близко не подпускать. Зло может принять любой облик – хоть торговки пирожками, хоть немощного старика.
В доме Клида Травника, старого друга, опасаться было нечего. Вот и сейчас на пороге комнаты застыл вовсе не демон с огненными очами, а всего лишь Трайн, сын Клида. Худенький светловолосый отрок грустно смотрел на монаха.
– Уходишь? – тихо проговорил он, хотя это и без всяких слов было понятно.
– Нужно поспешить в Бронгард. Я бы мог придумать любую причину, но не стану этого делать. Трайн, в Унторфе поселилось великое зло. Будь крайне осторожен. Не выходи без надобности за городскую стену. И следи за отцом – Клид уже не молод, а потому вся надежда на тебя.
– Ты говоришь о Проклятой Обители? Так значит это правда, что она ожила? И все эти мертвые девушки на болотах – все из-за этого? Здесь только и говорят, что о нахцерере – это их посланник, да?
– Понимаю, что вопросов много и я не смогу ответить на все, но про Обитель ты прав. И бойся не нахцерера – бойся людей. Помнишь, что я рассказывал про Лигу Послушных Зову? Ее адепты повсюду! Сложней всего распознать зло в человеческом обличье. Мне пора, Трайн, но я вернусь. Вернусь с другими служителями Предвечного Света и рыцарями. Мы вытравим это гнездо зла.
Бросив последний взгляд на маленькую комнату под самой крышей, наполненную ароматами сушеных трав, брат Бедвар прошагал к лестнице. Трайн не сводил с монаха испуганный взор. Бедвару стало невыразимо жалко несчастного мальчишку, оказавшегося слишком близко к Тьме.
– Помни Трайн, оглядывайся по сторонам! – Взъерошив напоследок льняные волосы отрока, монах быстро спустился в лавку.
Клид Травник мирно дремал за прилавком.
– Клид, я ухожу.
– Полагаю, нет смысла спрашивать куда уходишь и когда вернешься? – Травник приоткрыл сонные глаза и едва заметно улыбнулся.
– Как обычно. – В этот миг монах остро осознал, что впервые ему не хочется никуда уходить.
– Возвращайся, Трайн скучает. Думаю, в Унторфе всегда найдется дело для монаха из ордена Босоногих Братьев.
Бедвар только кивнул. Дел здесь и правда хватит. Причем, не на одного монаха. Глубоко вздохнув, он решительно шагнул прочь из теплого уютного полумрака лавки.
Утренняя торговая суета города обтекала его, будто вода – речной валун. Монах торопился к воротам. Поток торговцев и крестьян вынес его прочь из Унторфа, главного города Нордмарка, владения маркграфа Эрхарда Смелого.
Бедвар не боялся ходить в одиночку по дорогам Благословенного королевства – даже лихие люди не рисковали обидеть монаха из ордена Босоногих Братьев под угрозой вечного проклятья. Да и брать у него нечего – это все знают.
Спеша на юг от города по Большому тракту, он обогнал несколько групп лениво бредущих крестьян и груженые товаром купеческие телеги. Дружинники, нанятые купцами для охраны, с опаской вглядывались в одинокого путника. Распознав в нем монаха, успокаивались.
До полудня шел без остановок. Когда же солнце достигло зенита, Бедвар понял, что устал. Все-таки годы берут свое. Даже молитвы перестали поддерживать утомленное тело. Настало время подкрепить себя чем-нибудь более существенным. Свернув с тракта, он продрался через придорожные кусты и устроился на небольшой лужайке под древним дубом. Пирог с курятиной, румяное яблоко и несколько глотков травяного отвара из запасов Клида – еду Бедвар распределил на всё время недолгого странствия. К ночи он предполагал дойти до Валштедта. А там еще три дня пути до Бронгарда. Если все пойдет хорошо, но ночевать в лесу не придется ни разу.
Передохнув, Бедвар уже собрался вернуться на дорогу, когда услышал детский голосок, звонко выводящий развеселую песенку. Монах уже несколько раз ходил этой дорогой, но даже не догадывался, что поблизости есть хутор.
Он пересек лужайку, спустился в маленький овраг и увидел крохотное озеро – почти что лужу. Там, на топком бережке играла девочка лет десяти. Бедвар разглядел несколько соломенных кукол и беличьи шкурки, – видимо подарок щедрого родителя, – в которые дитя кутало соломенных «королев».
– Доброго дня, девочка! – окликнул он ребенка, – ты не пугайся. Я просто хотел узнать, откуда ты. Здесь хутор неподалеку?
Но та и не думала пугаться. Она даже не обернулась на голос монаха, и продолжила мирно играть и напевать песенку.
Вот ведь бедная девочка! Брови Бедвара скорбно изогнулись: ребенок оказался глухим. Осторожно подойдя к ней, монах замер, не решаясь прикоснуться – ведь он может напугать несчастную до полусмерти! И как только родители отпускают калечное дитя вот так, в одиночестве?
